На работе, тут совсем ничего нет(

Мир не хрупок. И если ты что-то сделаешь не так, то он не разрушится. Никогда. Ты ляжешь костьми в братскую могилу, а он будет продолжать стоять. Ему на твои страдания плевать, мир видел всякое: войны, идиллии, катастрофы. И похожих на Фреда Уизли он видел тоже. Печальная правда. Наверное, слишком печальная, чтобы можно было её спокойно принять. Кто-то смог, а кто-то нет.
    Тот май, который навсегда в памяти проигравших остается самым кровавым, запомнили. И с него в книгах начался новый виток истории. Другая эра, новая жизнь. Или вернее сказать – смерть? Даже существовать под гнётом нового правителя было ужасно, не то что жить. Это было невозможно. Том Реддл не щадил чужих, да и своих не так уж и часто жаловал. Но вот людей, что стояли по ту сторону его армии, ненавидел. Не так сильно, конечно, как Гарри Поттера, но с последним ему удалось разобраться. Реддл разделался с этой «проблемой» и больше не переживал по такому мелкому поводу.
    После тотального поражения, исход которого, как пишут сейчас в «Пророке», был ясен заранее, люди не знали, что делать. Поттер был их надеждой, за этим мальчишкой с палочкой наперевес они готовы были идти до самого конца, до финального победного. Не сложилось. Мальчик-который-выжил всё-таки скончался. Прилюдно и совершенно безнадежно. И его тело, брошенное на руины Хогвартса, заставило многих содрогнуться. Кто-то сразу понял, что это конец, а кто-то был уверен, что стоит бороться. Только вот у Тёмного Лорда была армия, а у кучки Ордена Феникса лишь Отряд Дамблдора. Что могли сделать дети против той мощи, которая обрушилась на их плечи в том мае? Что они могли сделать с новыми порядками и законами, которые воцарились после?
    Британия стала напоминать маленький ад со своими котлами и демонами. Люди умирали если не сотнями, то десятками. Первое время, правда. Пока основная волна «бунта» или, как это называют сейчас, «сопротивления» не была подавлена. Людям, которые хотели продолжать бороться за то, во что они сами искренне верили, пришлось делать это подпольными путями. Идти напролом – самоубийство в чистом виде. Хотя встречались и такие. Многие просто пытались найти свою смерть. И сторонники нового Короля не смели им отказывать в таком безумном желании. Людям свойственно отчаиваться. Это нормально. Просто ты понимаешь это не сразу. Осознание приходит со временем, и оно довольно-таки болезненно.
    Кая Роули отчаявшейся не была. Под смертельное проклятье прыгать не стала, но и ей пришлось не сладко. Весь седьмой курс казался Кае преисподней, это сейчас она понимает, что то были лишь цветочки. Ягодки оказались ядовитыми, смертоносными. Роули весь свой седьмой курс прыгала со стороны на сторону ради одного – спасти своего брата. Роднее у неё человека не было. Уж так сложилось. Кая готова была костьми лечь, потому что «семья превыше всего». Знакомая фраза, которая загнала многих в могилу поганой метлой. Роули была к этому близка, но чудом в том мае выжила, а вот человек, ради которого она так билась, ради которого готова была идти и в огонь, и в воду, - нет. И стоило ей увидеть, как Торфинн свалился замертво, не успев увидеть лица своего убийцы, как внутренний мир той девчонки рухнул вместе с ним. Она не помнит своих криков, но помнит, как прижимала брата к себе и молилась всем небожителям, чтобы это оказалось неправдой. Роули никогда не верила в Бога, но тогда была готова поверить в кого угодно, лишь бы это помогло.
     Она была такой не единственной. Но тогда Роули отказывалась понимать чью-то ещё боль, кроме своей собственной. Она не была способна чувствовать и сопереживать. Кая просто бросилась вперед, бросилась атаковать. Она хотела убить, отнять жизнь, отнять как можно больше жизней. Это было глупо, нелогично, опасно, но тогда Кая этого попросту не понимала. Да и не хотела, собственно.
    И в новом мире, где престол был занят лишь одним правителем, Кая заслужила пощады. Девушка не могла радоваться, но своё почтение ей пришлось высказать, когда её силком притащили к Лорду, поставили на колени. Ей сделали одолжение, оставив в живых. На всю жизнь Кая запомнит слова«Торфинн Роули сослужил мне хорошую службу, девочка. И в память об этом оставлю тебя жить и смотреть, как будет строиться новая эпоха». И её просто отпустили. Кая после этого много раз напивалась, била бокалы о стены в своём поместье и кричала. Ей больше не было смысла воевать, не ради кого. Роули превратилась в бледное подобие той себя.
     У Каи остались семейные счета, магазин брата и это грёбанное поместье, которое не менялось вот уже много поколений. Сначала Роули скиталась по своему мрачному дому, обходя комнату за комнатой, потом начала разговаривать со своими предками, что с укором смотрели на единственную выжившую из рода. Кая пыталась выпросить хоть какой-нибудь совет у своего отца, которого она никогда не знала, но тот ничего не мог посоветовать своей дочери. Совершенно ничего. Никто из них не дожил до этой эры. Никто из них не знал, какого в ней жить. И Кая тоже предпочла бы не знать.
    Роули не была никому нужна. К Кае никто не приходил, никто её не навещал. Как казалось девушке – все забыли о её существовании. И после долгих душевных терзаний Роули решила выйти в люд. Пусть в Братании и царила разруха, а в воздухе густился вязкий привкус отчаяния, люди продолжали жить, существовать и на что-то надеяться. Роули заново открыла магазин брата, дабы просто быть в курсе того, что происходит. В «Пророке» не писали ничего дельного, а вот земля слухами полнится. Кая вырывала какие-то обрывки фраз и составляла полную картину, которая ей не нравилась. А в пресловутой газетке печатались лица «особо опасных преступников», которые не деле были просто людьми, пытающимися защитить свои идеалы. И очень часто Роули видела в газете лицо Фреда Уизли. Того рыжего засранца, который так самоотверженно сражался в мае и сражается сейчас.
    И каждый раз сердце Роули отчего-то замирало. «Фред Уизли разыскивается». Кая утешала себя –«разыскивается – значит не пойман». Роули не знала, на что надеялась. Может, Фред в её голове остался единственным человеком, который нёс в себе хоть что-то от той прошлой жизни, а может ей просто так казалось.
    В любом случае надеждам суждено рушиться. Вот и эта тоже сломалась в трёх местах и упала замертво. В газете написали, что «неуловимый предатель крови пойман». Роули бы хотела сказать себе под нос что-то в роде «я знала, что так будет», но в этом не было никакого смысла, да и слова попросту встали комом в горле. Не хотелось им, словам, произноситься. Это означало бы конец всему, что в Роули осталось. А в ней всё-таки что-то уцелело. Просто Кае хотелось это побыстрее добить, а то как-то болезненно жить с собой живой. Ходячие трупы ничего не чувствуют, им всё равно. Роули хотела бы им быть, чтобы дожить свой век.
    Газета отправилась в мусорное ведро вместе с какими-то мечтами, а точнее сказать – с их остатками. А Кая отправилась домой. Если и Фреда Уизли не станет, то и ровняться больше будет толком не на кого. Так думала Кая, перешагивая порог своего поместья. Мрачное место для такой особы, как она. Но жаловаться ей всё равно не приходилось. Другого дома нет, да и забыта Кая здесь всеми. Заживо похоронена. Это поместье – её собственный склеп.
    После этого дня Кая больше не брала в руки газет, не открывала их, не пробегала глазами по строчкам. Ей было попросту страшно. Однако Роули не хотела признавать в себе даже наличие этого гадкого чувства. Но всё равно боялась взглянуть на вызывающие чернильные полосы. Отворачивалась.
    И в день «казни» Фреда она не ринулась к Министерству, чтобы посмотреть, как будут уничтожать последнюю надежду Британии. Не было у Роули на то сил. Слишком много всего ей пришлось вынести, чтобы ещё и на это смотреть широко открытыми глазами. Кая отправилась к себе, чтобы спеть на ночь свою собственную погребальную и опустошить ещё одну бутылку виски, приговаривая каждый раз то «за Торфинна», то «за надежды Британии», то «за Уизли». И если первых двух уже не было, то третьего должно было вот-вот не стать.
    Кая только устроилась на диване перед камином в гостиной, разогнала взглядом надоедливых домовиков и уставилась на языки пламени, лобзающие камни неприличными изгибами, как раздался неприятный звук, который резанул по ушам. Роули не слышала его очень давно, слишком давно. Но Кая помнила, что он значит – кто-то оказался в пределах аппарационного поля рядом с поместьем. У Каи всё внутри похолодело. Первая мысль – «за мной пришли». И это даже после того, как девушке ясно дали понять – смерть не её союзник, по крайней мере не сейчас. Но Кая всё равно испугалась, откинула плед и бросилась к дверям.
    Ступеньки казались бесконечными, Роули перепрыгивала их через одну, не боясь споткнуться и полететь кубарем вниз. Весь день лил дождь, а потому в воздухе стояла плотная влажность, которая мешала дышать. Кая старалась вдохнуть как можно глубже, но получалось плохо. Она добежала до ворот, сжимая пальцами волшебную палочку. Сердце её пропустило удар, а потом ещё один. Кая провела рукой по железу, и ворота отъехали в сторону. На какую-то долю секунды Роули показалось, что она совсем умом тронулась. Прямо у ворот лежало тело. И не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, какое у этого тела имя. Фред Уизли валялся на грязной сырой земле в бессознательном состоянии.
    -Мерлин, - Кая бросилась к нему, всё ещё держа палочку наготове. Да мало ли что. За ним могли проследить, за ним могут прийти. Его вообще должны были казнить! Но нет. Фред Уизли снова выкарабкался, когда казалось, что на это уже надежды нет совсем. – Фред… Фредди, - Кая не знала, что делать. И её начало немного трясти. Она испугалась, что этот человек умрёт прямо на её руках. Роули с опаской прижала два пальца к венке на его шее. Та билась. Пусть слабо, пусть еле уловимо.
    Кая посмотрела на своё поместье и стиснула зубы. Выбора не оставалось. Роули поднялась на ноги и решительно произнесла заклинание. Уизли медленно поднялся в воздух. Кая боялась, что может его «уронить», боялась, что может ему навредить. Понимала, что хуже уже вряд ли будет, но всё же…
    Девушка отлеветировала тело до своей спальни, потому что другие были не приспособлены для принятия такого «гостя». Кая принялась стягивать с Уизли оборванную рубашку, которая на нём болталась. Сейчас перед ней был далеко не тот рыжий засранец из Хогвартса и даже не тот «опасный преступник» с листовок и фотографий в газетах. Фред Уизли был неестественно бледен, худ и плох в принципе. Ссадины, синяки и шрамы украшали его тело уродливой сеткой. Кая рявкнула, призывая домовика. Тот появился спустя несколько секунд. Роули приказала тащить в комнату все настойки, снадобья и микстуры, которые имеются в наличии. Домовик не смел ослушаться и исчез, дабы выполнить приказ.
    -Всё будет хорошо, Фредди, - Кая шумно вдохнула, судорожно скользя взглядом по худым рукам. – Мы тебя подлатаем… Будешь как новенький, - и ей ни разу не пришло на ум, что он её не слышит. Роули успокаивала себя и никого больше.
    Домовик появился через минуту с огромным количеством всего. Кая принялась искать нужные пузырьки, устроившись прямо на полу рядом с кроватью. Она перебирала склянки, пробегала по названиям взглядом. Какие-то откладывала в сторону, какие-то швыряла прямо в домовика, проклиная того на чём свет стоит. После Роули снова села на край кровати и приоткрыла рот Фреда, вливая ему в горло редкостную лечебную гадость, а затем Кая принялась аккуратно наносить мазь на свежие раны. Когда таковых почти не осталось Роули без сил осела на пол. Стягивать штаны с Уизли девушка не решилась, так что хорошенько обработала только верхнюю часть пострадавшего. Да и то отняло у Роули слишком много нервов. Теперь оставалось только ждать, когда виновник «торжества» придёт в себя. Кая протянула руку и накрыла рыжего одеялом, а сама уткнулась носом в колени. Голова гудела, но Роули упрямо не давала себе отключиться. «Я должна дождаться его пробуждения. Я должна!». Доводы не сработали. Часы медленно ползли к отметке «полночь». И через какие-то вшивые двадцать минут выдержка бывшей слизеринки иссякла. Роули провалилась в сон.
     Но всё это не имело никакого значения, потому что Фред Уизли выжил.

«Как пожелаешь,- с спокойствием, умиротворением и даже несвойственной нежностью про себя ответила Гримсдоттир на просьбу бордельной девки купить ей пожрать. Вечер вымотал её так, что не оставалось сил даже язвить и посылать всех на хуи собачьи, что так любила темноволосая, и сейчас она уже запланировала свалить вместе со шлюшкой от всех этих фанфар большого города на старые-добрые заброшки, рискуя оказаться зарезанной какими-нибудь наркоманами в ломке.- А то что ж я с тобой делать буду, девица? Мёртвых шлюх только бомжи любят,"- но сальный юмор не проебёшь, да, что есть, то есть. Пускай из-за усталости очередная шуточка и была погребена в голове Мэрилин и отразилась лишь надменной улыбочкой, пока она наблюдала, как спутница всеми силами старается присосаться к её сигарете. И это даже забавляло её.

Всю "молчаливую" часть дороги, помимо разглядывания звёздочек, девушка развлекала себя тем, что то специально отдаляла сигарету от губ шлюшки, будто бы просто невзначай размахивала рукой, то приобнимала синеволосую и подставляла ей сигарету, давая ей затянуться столько, сколько она хочет, и бросая украдкой взгляд на "забавного зверька" под боком. Так была выкурена не одна сигарета по дороге к захудалому мини-маркету "24 часа". Сколько? Мэрилин и сама не заметила.

- И как это они умудрились пропустить такую хорошую девочку? - усмехнулась темноволосая, вложив в этот вопрос столько иронии, на сколько сейчас была способна и, затянувшись, выкинула окурок в сторону.- А лучше их в клубах лишний раз и не искать. Такое мудьё говнистое наискать можешь, что прям пиздец: или подбросят какую-нибудь дрянь, из-за которой ты за секунду коньки отбросишь, даже иглу из вены вытащить не успеешь, или приберут в какой-нибудь другой бордельчик, где ты члены сосать не за денежку будешь, а чисто за наркоту, чтоб от ломки не загнуться, да ещё и ебать тебя будут с условием "чем больше табу, тем меньше наркоты", или ещё на какую-нибудь хуйню напорешься и самый лучший исход, если тебе просто соль столовую в красивом, блять, пакетике впихнут.- про всё это дерьмище, в котором Мэрилин крутилась, темноволосая рассказывала без капли неприязни в голосе, а даже с бодростью и задором, будто сказку русскую народную про Иванушку Дурачка... или про Нарнию какую-нибудь, чтоб её.- Так что лучше иметь какого-нибудь одного проверенного дяденьку, который не кинет, как последнее хуйло.

Однако, про всё это наркоманское отродье она успела рассказать, ещё не войдя в двери магазинчика, дабы не привлекать к себе внимание дремлющего и задолбанного охранника, не успевшего дожевать свой пончик, и не менее задолбанных продавщиц, которые, вроде как, должны улыбаться и махать покупателям в след, но в их состоянии могут лишь обложить трёхэтажным матом с густой подливкой. Всё в лучших традициях мини-маркетов "24 часа", как говориться.

- Хочешь, я тебе буду...- говорит она, распахивая стеклянную дверь магазинчика, и тут слегка утихает,-... счастье поднять? У меня всякое есть. Фломастеры на любой вкус и цвет.

Гримсдоттир берёт самую крепкую из тележек, быстро смотрит на охранника и, скрывшись вместе со шлюшкой в рядах, топает сразу к вино-водочному, попутно натягивая на голову капюшон и оглядываясь по сторонам. Людей в магазинчике в такой поздний час не так много, к радости темноволосой. Она укладывает в тележку ящик пиваса и ещё всякого бухла на этот вечер, но занятая своими делами, она и не расслышала ответа шлюшки и не посмотрела на неё, и не заметила её жалостливого взгляда. Пару секунд в ступоре и Гримсдоттир склоняется к девчонке, тихо шипя ей:

- Бери, бля, что хочешь и приготовься бежать,- темноволосая смотрит ей на ноги,- И лучше сними свои ходули нахуй. А лучше залезай в тележку перед кассой. А сейчас давай быстрее, блять.